Два процента от Бога. Роман-сказка - Михаил Лекс

Киреев сидел за огромным столом. Обедали. Кроме него там ещё были его жена и сын. Жена Киреева была смешной и странной бабой. Сын Киреева был страшным ребёнком тридцати лет. Жена не работала. Целыми днями она занималась тем, что покупала в универсаме мясо, рыбу, колбасу, сосиски, разные консервы, водку, пиво и тому подобное. Волокла всё это домой, рассовывала по холодильникам, которых в доме Киреева было пять штук: два холодильника принадлежали самому Кирееву старшему, двумя распоряжалась жена, а один холодильник числился за сыном. В общем, волокла жена ежедневно гору мяса и прочего подобного дерьма домой, рассовывала там всё это по холодильникам, а после на кухне пыталась делать из всего этого что-то, что можно было бы съесть. Она кромсала мясо на куски и либо варила его в огромной кастрюле, либо кидала на сковородку и жарила.

Киреев познакомился со своей женой лет четырнадцать назад. Тогда она ещё не была такой страшной и глупой. Да, я совсем забыл Вам сказать, Фёдор Михайлович, жена Киреева была очень страшной женщиной. Короче, жена целыми днями готовила мужу и сыну что-нибудь поесть. Нет у меня никакого желания описывать то, что и как они ели. Это – страшно. Скажу больше. То, как они ели, и то, что они ели, можно смело охарактеризовать как… Простите, милый Фёдор Михайлович, но к огромному моему сожалению у меня не нашлось эпитета, который способен был бы точно обрисовать это безобразие. Одним словом, они жрали. Они не ели, потому что так и потому что это, да к тому же в таком количестве не едят. Так, это и столько – ЖРУТ! Они жрали.

Она, ему: «Когда, мол, ты на повышение пойдёшь?»

Он ей: «Скоро.»

Какое там повышение… Он же отупел уже полностью. Сами посудите. Разве можно вот так жить и идти при этом хоть где-то, хоть на какое-то на повышение? Вы знаете, где и кем работает Киреев? Откуда Вам знать, Фёдор Михайлович. Он работает начальником. Не ахти какая должность, но всё же начальник. Есть свои стремления, амбиции, желания, цели, мечты, идеи, планы и фантазии. По крайней мере должны быть. И что самое замечательное, они, эти стремления и прочее, что толкает вперёд и способствует развитию, были. Были, когда Киреев был ещё молод и весел, не в смысле испытываемой им радости, а в смысле отражения своего количества в некоторых единицах измерения веса. То есть тогда, когда он весил всего семьдесят килограммов. Были, когда Киреев был молод и получал всего шесть тысяч рублей в месяц. Жена его тогда уже не работала, ждала ребёнка. Жили, мечтали. Вот тогда были стремления, мечты, цели и желания. Другое дело сегодня. Сегодня он начальник, пусть небольшой, но уже не шесть тысяч составляют его заработную плату в месяц, а сто пятьдесят шесть тысяч. Есть разница?

Ах как жаль, друг мой, Фёдор Михайлович, как жаль, что так всё скверно произошло. До сих пор не могу понять, как так могло случиться, что Киреев опустился до столь низкого уровня как потребления так и отдачи. Жаль, потому что я, как дальний сподвижник Ивана Иваныча, нёс перед Иваном Иванычем личную ответственность за Киреева. Ты же знаешь, что всех людей на Земле, которые верят в Ивана Иваныча, каждого из них Иван Иваныч закрепил за каким-то одним своим дальним сподвижником. Киреев был закреплён за мною. Определён был на эту работу ни кем-нибудь, а самим ближайшим правым сподвижником Аркадием с наставлением особым. Суть наставления сводилась к тому, что Киреев есть не просто абы кто, а очень даже важное и значимое лицо в плане Ивана Иваныча, и что на него, на Киреева, Иваныч Иваныч надежды имеет. И таким образом на Киреева накладывалась пусть и своеобразная, но ответственность. Ума не приложу, как это я упустил из виду его, Киреева, медленное скатывание в пропасть и не предпринял в нужное время всех необходимых мер. О чём сейчас каюсь и по поводу чего пишу объяснительные в разного рода верховные инстанции, коих здесь у нас, в царстве Ивана Иваныча, превеликое множество.

Я спал, когда сильным ударом под зад меня разбудил ближайший левый сподвижник Ивана Иваныча Стефан с требованием срочно явиться к Ивану Иванычу по делу срочному. Да, дорогой мой Фёдор Михайлович, может Вам это и покажется странным, но именно ударом под зад Стефан потребовал моей явки к Ивану Иванычу. Я напомню Вам, что не только у Вас на Земле существует такое понятие как иерархия. Иерархия существует везде, а уж здесь тем более. Правда тут её называют божественной, но призываю Вас не обманываться на сей счёт, а верить тому, что Иерархия эта сегодня есть не что иное, как самая махровая дедовщина. А поскольку мы, то есть дальние сподвижники Ивана Иваныча, занимаем в ней самое последнее место, то нам достаётся более всех. Во как.

Иван Иваныч долго смотрел на меня, пытаясь понять, идиот я или прикидываюсь. Но, честное слово, я не прикидывался. Во-первых, мне было страшно, а во-вторых, я не сразу понял, что Иван Иваныч от меня хочет. Когда же я разобрался, в чём дело, то естественно, попытался привести хоть какие-то аргументы в свою защиту. Наверное, именно эти мои аргументы и натолкнули Ивана Иваныча на мысль о моей неполноценности или моём притворстве. Через час с лишним я ушёл от него с одним единственным наставлением: привести всё в соответствие с его планом и как можно скорее.

Уже выйдя из Его кабинета, я рассказывал обступившим меня дальним сподвижникам, что я не виноват, что меня скорее всего подставили ближние, что я не знал, что Киреев так опустится за то время, пока я решил, мягко говоря, отвлечься. И вот же, сволочь какая, я имею в виду Киреева. Стоило его только оставить ненадолго, на каких-то десять-двенадцать лет, как вот что получилось. Ну мне срочно нужно было отвлечься. Ну ты же понимаешь, Фёдор Михайлович! Ну имеем мы, низшие чины, хоть какое-то право на отдых или нет? Меня поддерживали, хлопали по плечу, но всё это мне не придавало ни бодрости, ни энтузиазма. Более того, всё это не успокаивало, а наоборот, ещё более повергало в тоску. Ведь теперь вместо того, чтобы как все спокойно регулировать обстоятельства сверху, я был вынужден спуститься на Землю. Людям, возможно, этого не понять. Но если они напрягут свои крохотные мозги, то вероятно, смогут хоть чуть-чуть задуматься. Это им Земля пригодна к проживанию. Что-ж, и это понятно. Другого они и не помнят, а потому и не знают. А каково нам? А? Может когда-нибудь и научатся хоть чуть-чуть соображать. Хотя… Не знаю… Мне, честно говоря, верится в это с трудом.

Дабы не быть узнанным, а вместе с тем понятым, я принял облик друга Киреева. Друга звали Бабадрач. Это фамилия его такая была, с ударением на последнее «а». Бабадрач работал вместе с Киреевым в одном ведомстве, где тоже кем-то руководил. Самого Бабадрача я отправил пока в Мир Грёз и Сбывшихся Желаний, естественно, поговорив сперва с отвечающим за него дальним сподвижником Ивана Иваныча. Но, между нами, его покровитель ещё больший дурак, чем Ваш покорный слуга. Уверен, что следующим, кого потревожат ударом ноги, будет именно он. Ну да Иван Иваныч с ним. А вот что до самого Бабадрача, так там ему будет и спокойней и под ногами мешаться не будет. Прости, Иван Иваныч, конечно, мои вольные и невольные прегрешения. Аминь.

Операция предстояла сложная. Необходимо было войти в образ. Кроме всего прочего у Бабадрача была жена Кира. Кира Бабадрач была не намного умнее своего мужа. Дура баба. Ума не приложу, куда смотрит её покровитель и чем он вообще сейчас и последние лет восемь занимался, но Кира Бабадрач – это что-то. Нет, конечно, она не страшная и можно даже сказать, с большой, правда, натяжкой, что красивая. Но, мама дорогая, до чего же глупа. Верите, но ни о чём, кроме как о своём ребёнке, мальчику уж двадцать восьмой годок пошёл, и думать не желает. Витеньке то, Витеньке это. Витенька – это сынок Бабадрачей. Виктор Бабадрач был двуличный подонок и мразь, негодяй, врун, пачкун и тому подобное, как, впрочем, и все дети его возраста, а мамаша перед ним ну чуть ли не вприсядку отплясывает. Витенька поешь, Витенька поспи, Витенька и то, Витенька и это. А Витенька, вот уж гадина малолетняя, видит, зараза, что души мама в нём не чает, так и выделывается. Того Витенька не хочет, этого не желает, а желает вот этого и желает вот того. Я любовался на эту парочку с полчаса, после чего снял ремень и пять минут отхаживал им Витенькин зад. Вы видели бы Киру в тот момент, когда я порол её сына. Она визжала, как свинья, которую должны заколоть, она кусалась, она висла у меня на руках, пытаясь своим телом прикрывать Витенькин зад. Пришлось её связать, а рот заткнуть носовым платком. Правда и сам Витёк не без боя сдался и пока я не врезал ему ногой по колену, даже оказывал сопротивление. Оказалось, что ко всем своим недостаткам он к тому же был ещё и боксёром. Короче, бил я его долго и с наслаждением. Выбил ему помимо коленной чашечки ещё и два передних зуба, а кроме того и глаза правого лишил. На следующий день, мы все втроём пошли в гости к Киреевым.